Томный вечер в обители Генриха.

[TimurAk 450]

Очередным осенним вечером, после того, как часовые на дальних башнях сменили друг друга и когда стали затихать голоса базаров, площадей и доходных заведений, и все государственные дела были рассмотрены, а иноземные послы приняты, умные мужи, что смели пером писать свои крамольные думы на бумаге, которой даже и не стоили, были схвачены и повешены. Когда слуги неторопливо зажгли все свечи в атриумах, подвалах и коридорах замка, а повара наконец закончили готовить ужин к королевскому столу, на своём троне заскучал Генрих I Котолюбский. Закинув одну ногу на другую, он ожидал, пока смерды наконец принесут ему запечённых морских тварей, зажаренного поросёнка, свежие овощи, выращенные в садах замка, и нальют вина из глубочайших винных погребов Балерии. 

В ужинном зале, который был несколько меньше обеденного, обеденно-тронного, завтрашнего и завтрашне-тронного, окромя Генриха и Корнелиуса, которому обычно после ужина разрешалось доесть за Господином то, что осталось, находились лишь двое слуг с запасным комплектом белья для короля на случай внезапного приступа диареи, мучавшей, словно анафема и проклятье, весь род Котолюбских, а также придворный шут, мальчишка лет четырнадцати, играющийся с человеческими костями в углу. 

- Мальчик. 

Строгий и волевой голос Генриха словно гром после затишья, заставил задрожать всех, и, возможно, даже напугал стоящих за дверьми стражников. Юноша мгновенно среагировал и подбежал к господину, готовясь целовать его обувь или перстень. 

- Ты живёшь вне стен замка, мальчик. Расскажи мне последние новости из города. 

Проглотив ком в горле, мальчишка было заговорил, но тут распахнулись двери зала. За ними трое слуг с тележками везли с собой яства, положенные по праву королю. К таким деликатесам позволено было притрагиваться лишь королю и поварам, а также реестровомк дегустатору, запасному дегустатору и в особых случаях - тайному дегустатору. Пока слуги раскладывали блюда по столу, пятиметровой площади которого едва хватало для ужина Генриха, король с некоторым интересом разглядывал те блюда, что он давно не пробовал, но ещё пристальнее разглядывал вина, которые ему принесли. Про мальчонку, казалось бы, он забыл, но, приступив к трапезе, он все тем же строгим голосом повелел ему рассказать новости. 

- Ты же шут, ты знаешь, как все это представить. 

Мальчик сделал глубокий вдох и начал. 

- Мой король, люди голодают. 

Никакой реакции, кроме того, что король отложил куриную ножку, не съев и половины мяса на ней, и взялся за телячий стейк на косточке. 

- Они говорят, что им приходится забивать скот, потому что лишены возможности его содержать. 

В ответ Котолюбский задумчиво хмыкнул. Он ещё раз взглянул на юношу, подумав, что хорошо бы его призвать сегодня ночью в свои покои, и сказал:

- Надо будет обсудить это с моими советниками, Игорем, Варисом и Григорием.

- Люди так истощены, что едва выполняют свою работу - в стране недостаток колёс, повозок и металла для вооружения армии. 

- Возмутительно. Экие тунеядцы!

- Но хуже всего, Ваше Высочество, что их дети больны. Из-за высоких налогов, монополии придворного алхимика на лекарства и нехватки денег на королевских лекарей, люди не могут обеспечить здоровье своим чадам. 

В этот момент король жевал кусочек шницеля с косточкой, и сказанное так его рассмешило, что он подавился со смеху, едва не проглотив косточку. Двое слуг тут же поспешили к господину, чтобы похлопать его по спине и дать прокашляться, но опешили, вспомнив, что прошлому слуге, осмелившемуся для этого коснуться Владыки, отрубили кисти рук и заставили их съесть, а потом скормили его собственным детям и жене. Генрих же не перестал биться в припадке дьявольского смеха, с каждым мгновением больше похожим на просто кашель туберкулезного больного. Он упал на пол, смех окончательно перерос в хрип, но и тот продлился недолго, после чего стих, точно как и дыхание короля. Где-то за окнами с цветным стеклом, на окраине города, загорелось первое государственное здание. 

[Cornelius 1041]

Мы не джофри, чтобы так нелепо подохнуть.